Жизнь, как известно, это юдоль скорби, страданий и позора, и поэтому мне пришлось сегодня ждать одного скучного человека в обществе другого, еще более скучного. А чем вы занимаетесь, Оля, спросил он меня. Я художник, призналась я, уже в точности зная, что я услышу в ответ.

— Художник, да. А вот у меня друг художник. Отличный, между прочим, художник! Свою бабушку написал, большой такой портрет, до потолка…
Собеседник впал в задумчивость, видимо, с этой бабушкой был связан некий романтический эпизод его биографии. Но я понимала, что так просто все не закончится, и ждала продолжения. И дождалась.

— А вот вы, Оля, вы хороший художник?
— Не, я плохой.
— Что, совсем плохой?
— Не то слово. Отвратительный.
— А что же вы рисуете? Или как это сказать… пишете? Пейзажи, натюрморты?
— Я как ваш друг. Бабушек пишу. У меня, знаете, узкая специализация.

Мой интервьюер не поверил и проявил редкостную настойчивость, пришлось показать ему фото нескольких последних картин.

— И кто же такое покупает, — упавшим голосом спросил он.
— По разному. Иногда музеи покупают, — добила я его.

Все оставшееся время мы провели в молчании. Мой собеседник молчал весьма осуждающе, и видно было, что только что он окончательно разочаровался в современном искусстве.